Газета "РЫБАК РЫБАКА" №12   

Имя академика Дубинина хорошо известно не только у нас в стране, но и во всем мире. Николай Петрович Дубинин принадлежал к тому кругу ученых, чьи исследования фактически создали современную науку о наследственности - генетику. Но его заслуги перед наукой этим далеко не исчерпываются. В тяжелые для биологии годы, когда усилиями небезызвестного Лысенко и его сторонников генетика была объявлена антигосударственной и даже античеловеческой наукой, а многие из генетиков лишились не только работы, но и свободы, и самой жизни, Николай Петрович оказался в числе тех ученых, которые сумели противостоять "лысенковщине", и благодаря которым удалось сохранить замечательные достижения и традиции русской школы генетики.

Но далеко не все знают о том, что этот ученый - академик, директор крупного научного института и лауреат Государственной премии - был еще и страстным рыболовом. При чем, не просто рыболовом, но и талантливым писателем. Знаменитая книга Дубинина "Вечное движение", опубликованная в 1973 году и посвещенная истории развития генетики в нашей стране, буквально испещрена воспоминаниями о рыбалке. Николай Петрович любил полевую, походную жизнь и много путешествовал, и где бы он ни оказывался, если рядом была вода, ничто не могло его остановить. "Я, конечно, немедленно занялся своим любимым делом - рыбалкой", - эта фраза, в самом начале книги, в той ее части, где речь идет о детских годах автора, как бы незримо присутствует на протяжении всего повествования. Рыбалка для Дубинина была не просто отдыхом. Для него это было реализацией глубокой потребности в прямом и активном общении с Природой, своего рода диалог - диалог жестокий, но честный, как и сама Природа. "Природа, - писал он, - всегда составляла для меня тот громадный, таинственный и вечный мир, к которому неотрывно был обращен духовный строй всего моего существа".

Мы предлагаем вниманию наших читателей один из рассказов Н.П.Дубинина, посвященный ловле сома на Урале. Действие рассказа происходит летом 1936 года.   

Хорошо запомнился мне особый способ ловли крупных сомов, который на Урале называют клохтаньем. Мы были свидетелями, насколько добычлив этот древний способ. Его применяли н а наших глазах два белых как лунь старика. Они плыли без весел на своих крохотных долбленках, положив на борта по крепкому удилищу с леской, уходившей в глубины Яика. Деды сидели в своих лодочках тихие, такие широкие, важные, в белых холщовых рубахах, почти волшебные в своей задумчивости. Особыми деревянными небольшими устройствами они ударяли по воде, от чего возникал звук, похожий на клохтанье лягушек. Сомы подымались из глубины черных омутов, из своих подводных жилищ, скрытых затопленными корягами. Обманутые клохчущим звуком, они шли к лодкам и хватали наживу.

Однажды мы поставили томленое березовое удилище с крепким шнуром (жилок и капроновых лесок тогда еще не было) и с кованым стальным крючком, опустив его на глубину большого омута. Что-то в этом омуте по ночам билось очень сильное. В качестве приманки на крючок посадили живого судака весом около килограмма. Утром, на ранней заре, недолго просидели мы в засаде у своего удилища. Поклевка рыбы была внезапной. Кончик удилища как будто наотмашь хлестнул по воде, образовав фонтан брызг, и, как струна, натянутая сильной рукой, ушел под поду. Вместе с А.И.Паниным мы бросились к удилищу, конец которого был крепко воткнут в глину берега. Когда я схватил удилище и попробовал потянуть, это оказалось невозможным. Леска как будто сцепилась с дном.

- Проклятье! - завопил я, уже потрясенный тем, что видел при поклевке. - Какой-то дьявол завел за карчу и ушел, посадил крючок намертво, придется нырять и отцеплять его

В те годы опускаться на дно и отцеплять крючки было моим любимым занятием. Зацепив наверху конец лески, прикованной крючком ко дну, я опускался, держась за нее, на глубину трех-четырех метров и там, исследуя ствол, ветви или корни затонувшего дерева, искал, где крючок впился своим острым жалом в тело дерева или, обвив его ветку леской, захлестнулся мертвой петлею.

- Постой, - сказал А.И.Панин, - подожди, сначала подергай, может быть, и отпустит.

Я подергал и раз, и два, и три - и вдруг дно отпустило. И не только отпустило, но с дьявольской силой снова пошло неудержимо в глубину.

- Помоги, Саша, помоги, - кричал я, - не удержу, сейчас уйдет!

Мы вдвоем схватились за удилище и повернули ход чудовища на круги. Так мы стояли, крепок держа удилище, упершись ногами, на маленьком выступе, на полуостровке из мокрой глины под высоким яром, облитые холодом, в глубокой утренней тени. В десяти метрах от нас бушевала рыба, и там, где она пенила воду, образовывались фонтаны, и брызги их ослепительно освещались солнцем. Мы боролись из последних сил. Чудовище пыталось стащить нас в пучину омута. Вдруг громадное черное, лоснящееся тело ужасающего сома взвилось над водой и с грохотом упало обратно. Мы держали удилище, а сом опять начал борьбу, но слабее; глотнув воздуха, он был уже обречен. Борьба с сомом продолжалась уже несколько минут. В это время на стрежне Урала, выйдя из-за угла яра, плыла самоходом небольшая баржа. На ее палубе стояла вся семья плотовщика. Сам командир был маленький мужичок. Рядом с ним стояла жена - на полголовы выше мужа, девочка лет трех и мальчик лет восьми. Как только баржа приблизилась к нам, и командир ее понял, в чем дело, он стал участвовать в нашей борьбе с сомом, подавал нам советы, надрываясь, кричал:

- Тащи, тащи его, не давай ему дыхнуть!..

Внезапно леска резко ослабла, сом повернул и пошел прямо на берег, мы оторопело смотрели, что же будет. Словно торпеда, рыбина возникла прямо перед нами и вдруг вся выскользнула на побережную глину. Она обошла вокруг нас, ударилась о стену яра своей громадной тупой мордой, скользнула за нами, пройдя по основанию крохотного полуострова , ограниченного яром, сбила с ног обоих рыбаков и ушла в воду, обернув их ноги шнуром лески. Мгновение... и все барахталось в воде. Сом бил хвостом, я и Панин стремились выкарабкаться на берег, качалась лодка, привязанная рядом. Баржа в этот момент уходила за поворот другой стороны яра. Мужичок бегал на корме баржи, махал руками и неистово, уже сиплым, надорванным фальцетом кричал:

- Дураки, у-пу-сти-ли сома, у-пу-сти-ли такую рыбу!..

Баржонка зашла за угол яра, и крики стихли.

Мы вылезли на берег, удилище было крепко зажато в моей руке , сом притомился. Я подтянул его к берегу. Панин схватил весло и ударил сома по голове так, что весло сломалось, а сом закачался на воде. Мы молниеносно спрыгнули в воду и перевалили громадную рыбину в лодку.

Когда мы приплыли в лагерь, который стоял на песке в другом конце яра, куда ушла баржа, там нас уже встречал плотовщик с сыном. Он был смущен, увидев тушу сома в лодке.

- Вот это да, - сказал он. - Сколько лет плаваю по Уралу, но чтобы на удочку такого сома взять, такого еще не видывал и даже не слыхивал.

Мы соорудили высокую подставу и, с трудом подвесив сома головой вверх, сфотографировались с ним. Сом весил 62 килограмма и был длиною 2 метра 2 сантиметра.