Газета "РЫБАК РЫБАКА" №14   

БУДЬ СПОКОЕН

Как поймал первого тайменя, точно не помню. Было это лет двадцать назад, весной, на стрелке Столбовой и Подкаменной Тунгуски. Работал я тогда на Енисейской биостанции, и начальник отправил обследовать территорию будущего Центрально-Сибирского заповедника, одним из объектов охраны которого, кстати, должен был стать таймень.

Со мной было еще трое из города - все специалисты по заповедному делу. Однажды утром я проснулся от громких криков:

- Топор!!! Топор тащи!!!

Выглянув из палатки, я увидел как один из моих товарищей, тезка, Михаил тащит на спиннинг таймеша килограмм на двенадцать, причем тот уже близко, на мелководье. Летят брызги, бьется красный хвост, Михаил кричит: "Бей!" Второй мужик, толстый и неповоротливый, мечется по мелководью с топором и перерубает леску под визгливый мат Михаила.

Срок командировки моих товарищей близился к концу, и Михаил, страстный рыбак, очень хотел поймать тайменя. Чем меньше дней оставалось до отъезда, тем в большую панику он впадал, и казалось, это чувствовала рыба - ему никак не везло.

Каждое утро он поднимал меня на рассвете и тащил на рыбалку. С неохотой я вставал, заводил мотор, и заезжал на охвостье острова, где сходились струи Тунгуски и Столбовой, с которой продолжала падать вода, и катилась рыба. Таймени любят такие галечные косы, и не удивительно, что в каждый заезд подцеплялся на блесну небольшой - килограмм на 6-7 таймешек: нетолстый, прогонистый как селедка, но все же и не совсем мелочь. И подцеплялись они всегда именно на мою блесну и именно потому, что я совершенно не переживал, кидая спокойно и почти нехотя, зная, что впереди все лето, осень, да и вся жизнь на больших и маленьких речках. От моего напарника исходило настолько сильное желание добыть рыбу, и он настолько волновался, что "дедушка" - местный речной божок - откровенно дразнил его, наказывая за суету и заставляя вспоминать главное рыбацкое правило: "Будь спокоен - и добудешь ты свою рыбину".

НЕПОЙМАННЫЕ

Но у каждого, ловившего тайменей, были в жизни и те, что заставили сильно поволноваться. У меня их было два. Оба они ушли. Бедой обоих случаев была то, что рыбины подцеплялись накоротке, и то, конечно, что они были крупные - килограммов не меньше двадцати. Хотя смешно слушать подобные рассказы, в которых год от года размеры рыб непомерно возрастают. Как говорил один дед, когда его упрекали именно за это свойство его рассказов: "Что поделаешь? Года идут - счет растет".

Первый стоял под мощным порогом в небольшом каменистом закутке. Я тогда сделал себе тяжеленную бронзовую блесну - длинную, из толстой заготовки. Называлось это - "чтобы ловить тайменей в таком течении, где обычная блесна не тонет, а шлепает по поверхности". Блесна оказалась настолько тяжелой и неуклюжей, что тонула везде, кроме самой быстери. Кинул я в струю и провел в ямку, когда вдруг увидел в этой ямке огромного тайменя, чуть прихватившего тройник моей блесны - длинная и желтая она свисала у него из пасти, как "беломорина". Таймень вынырнул из глубины с непередаваемой плавностью и одновременной проворностью, поразительной при таком размере. Естественно, он не засекся, блесну выплюнул, и видя меня, скрылся, мощно и легко развернувшись. Сколько я не кидал спиннинг - никто больше не брал.

Второй случай был очень похожим. На маленькой речке, под мощным сливом с перепадом в полтора-два метра, была под скалой ямка, густо забитая пеной и листвяжной хвоей - дело, как и в предыдущем случае, происходило осенью. Я провел блесну по ямке, и из темной глуби за уже медленно идущей блесной выплыла огромная голова. Таймень прекрасно меня видел и тут же исчез, скорее всего, сплавился по струе. При виде в трех метрах от себя огромной рыбины, я пришел в такое волнение, что еще полчаса в бесполезном азарте хлестал блесной воду. Сердце бешено колотилось, и стоило большого труда смириться с неудачей. Понятно, что на таком коротком расстоянии рыба нормально не подцепится, ее можно только подбагрить, но с таким осторожным соперником как таймень это вряд ли возможно. Обычно крупный таймень берет на далеком расстоянии.

НА МЯСО

На этой же яме в апреле месяце мы рыбачили подо льдом, заехав на участок на "буране". Лед был около полутора метров толщиной. Пробурили несколько лунок и поставили тройники с мясом. Наживка лежала на дне или висела на леске на небольшом расстоянии от дна. Леска длиной метров пять была привязана к палке. Поставили мы днем, а вечером уже сидела щука килограмма на три-четыре. Мяса больше не было, и я наживил тройник куском щучьего брюха. На следующий день мы подъехали к лунке: там кто-то сидел, судя по весу и усилию на леске, скорее всего, небольшой таймень - так решили мы и не ошиблись.

Никак не удавалось затянуть в лунку его голову. Она стояла поперек отверстия, слышно было, как скрипит леска по зубам, но изменить положение не удавалось. Мы не знали размеров рыбы и были вообще не уверены, что она пролезет в отверстие. На какое-то время все замерло, леска не двигалась. Мой напарник Виктор решил, что таймень ушел, а тройник зацепился за лед. Я не верил и не хотел в это верить! Оба пришли в необыкновенное возбуждение - вот она рыба, но пролезет ли в дырку или нет! Сколько раз представлял себе такую ситуацию и все равно оказался не готов. А вдруг уйдет?! Вот будет позор!

Возясь у лунки, мы не переставали обсуждать план вытаскивания рыбины. Пешни не было. Виктор считал, что надо сгонять в избушку за топором. Мне казалось, что лучше обсверлить отверстие буром. Пока обсуждали, я все продолжал держать леску с усилием, и вдруг показалось, что рыба слегка подается. Потом из лунки пошли пузыри - теперь мы точно знали, что это таймень, - они идут над сеткой с попавшим тайменем, щука пузырей не дает. Мы нагнулись и заглянули в лунку: там, в ледяной трубе виднелась белесая пасть, и на ней лежал желтый тальниковый лист. Я сунул палку, упер ее в морду и замерил расстояние - оказалось, что рыба уже пролезла в лунку. Дальше мы потихоньку тянули леску, и, казалось, рыба помогает нам движениями скользкого тела.

Таймень оказался икряным, у нас были с собой привезенный из деревни хлеб и сливочное масло. Икра быстро просолилась, и мы пили чай у избушки с бутербродами, вспоминая свою панику, и то, как скрипела леска о тайменьи зубы.

УТИНЫЕ ПОТРОХА

Раз ехали осенью по речке на деревянной лодке. По пути стреляли уток-крохалей. Доехали до непроходимого порога. Там, на низком, будто асфальтированном каменистом берегу дневали, и пока варился чай, щипали крохалей, а потроха кидали рядом в прозрачную воду. Потом пили чай, жарили харюзов на сковородке и бросали спиннинги под порогом, вытащив пару таймешей килограмм по семь-восемь. К ночи собрались сплавляться вниз к избушке, надеясь добыть зверя - сохатые в сумерках выходили на бере

Уже утром в избушке пороли тайменей и в их желудках нашли крохалиные потроха. И это долго не укладывалось в голове: пока мы пили чай, в двух шагах от нас в кристальной воде кормились две метровые рыбины.

КОГДА И ЧЕМ

Можно сказать, что таймень ловится круглый год: и на спиннинг, и на зимнюю удочку, и в сеть. Весной мы ловили тайменей сетями и на спиннин На спиннинг в палую воду - лучше всего на стрелках рек, под порогами и в уловах. Летом, в самую малую воду рыбалка хороша тем, что в реке четко выражены все особенности русла, и понятны места отстоя рыб, да и их самих хорошо видно. Правда, рыба в это время вся местная, пристойная, и ее меньше, чем весной и осенью. Однажды на Бахте, под ржавыми ручьями, стекающими с ярко-зеленой луговины, мы наблюдали двух крупных тайменей. Сначала заметили мощные взмыры - била крупная рыба. Мы тихо подъехали на лодке и увидели два треугольника волн - такую волну образует уходящий по мелководью таймень. В прозрачной воде были видны два, не спеша удаляющихся силуэта. Отойдя от нас метров на семьдесят, таймени снова стали бить. Мы подобрались поближе, исхлестали полреки, но никто не брал. Подъехав к берегу, увидели под ручьями большую стаю харюзов, сигов и ленков и решили, что таймени просто сытые и поэтому не берут. Вообще, летом таймень ищет богатую кислородом воду, стоит или под порогами, или у ключей.

Осенью, повторюсь, таймень неплохо ловится ниже порогов и в уловах. По первому морозцу в замерзших уловах мы ловили небольших тайменей подо льдом. В это время река еще не замерзала, и только вдоль берегов белели ледяные припайки. Рыбачили мы спиннингом или деревянной зимней удочкой, причем той же летней блесной. Кроме тайменей подо льдом ловились еще щуки, ленки, харюза и сиги. Ловится таймень на блесну со льда и весной. А вот про зиму сказать трудно, потому что никому особо не приходило в голову сидеть на сорокаградусном морозе с удочкой. Единственное, что могу сказать - ловили, а точнее - добывали тайменя зимой и сетями в притоках, и даже в Енисее на запрещенный самолов: в начале 80-х годов мой знакомый добыл тайменя на 45 килограммов. Не так давно соседи по охотничьему участку неплохо поймали тайменей и вывезли их на "Буране" в деревню под Новый год вместе с остальной рыбой - ленками, чирами и сигами. Тайменей принимали в рыбкооповском магазине по какой-то весьма скромной цене. Потом их увезли на вертолете в большой поселок, и пошел слушок о самом крупном из них, дескать, такой был, что "аж дружбой пилить пришлось". Рассказывая об этом, мои соседи-рыбаки с гордостью улыбались.

Что касается блесен, ясно одно: когда рыба есть, она берет на любую железку. Долгое время среди моих товарищей рыбаков-охотников лучшей блесной считался "шторлинг", и я старался пользоваться блеснами именно такого типа - не слишком большими, тяжелыми, колеблющимися. Недавно мне подарили небольшую вращающуюся блесенку, с приличным, правда, тройником, десятого примерно номера. С тех пор я ловлю только на нее - и харюзов, и тайменей, и щук, и ленков. Единственная беда - проволочная ось моей блесны от постоянного таскания рыбы изогнулась и, видимо, придется скоро ее менять.

Если говорить о цвете блесен, то, по всем наблюдениям, на желтую блесну таймень и ленок берут несколько лучше в полностью вычистившейся воде, а в мутноватой - разницы нет.

МЕСТА

Хороши притоки Енисея. По одному из них езжу почти двадцать лет, а все налюбоваться не могу... С каждым поворотом сильнее уклон. Дно видно почти везде - вода очень прозрачная. В зависимости от глубины она имеет разный цвет. По широким мелким перекатам она течет крученой дымчатой пеленой, под порогами кружит черным стеклом. Поверхность глубокого плеса даже в пасмурный день зеркальная, но, свесившись за борт, сквозь зыбкое свое отражение увидишь в зеленой мгле плиту с трещиной и яркий обломок березы. Помню, поставили мы сеть в одиннадцатиметровой яме, в тени одного скалистого закутка, и, подъехав проверить, были поражены зрелищем, чудно искаженным зеленоватой водой: далеко внизу, под круглыми, как монеты, берестяными поплавками висел десяток замерших щучар.

В этой же яме мы ставили сеть и зимой. Возвращаясь из верхних избушек, я по пути завернул на сеть. Было прохладно, градусов тридцать пять, тянул хиусок из узкого просвета заиндевелых скал. Сеть поначалу не поддавалась - зацепилась за камень, потом я расшевелил ее и высмотрел. Попало два тайменя - один небольшой, другой килограмм на двенадцать. Я засунул их вниз головами в понягу и пошел в избушку. Шел хребтом по путику, проверяя капканы. Небо было ясным, садилось солнце. Промороженные пихтушки звенели под ударами охотничьей лопатки, и густо рыжели заплывшие смолой затеси на коренастых кедрах. Скрипели лыжи. Плечи тянуло самой лучшей на свете тяжестью - желанной тяжестью добычи. Только груз почему-то постепенно заваливало набок: больший таймень, торчавший у меня за головой хвостом вверх, замерзая, под собственной тяжестью изгибался огромным серпом, клоня в сторону набитую понягу.